Новая русская литература. Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

[ 1 2 3 4 5 6 7 ... 96 ]

счастливым, устремившись к Свету всем своим существом. Однако что-то мешает полностью слиться с ним. И тут я вспоминаю про турникет. Да, это несомненно он преграждает путь к Свету. Стон сожаления вырывается у меня, и я вынужден остановиться. Кажется будто меня испытали, и теперь я должен пройти чистилище. Но в этом предвкушении нет страха ожидания вечных мук, есть лишь сожаление о невозможности раствориться в блаженстве пронзающего Света прямо сейчас целиком без остатка. И тут я чувствую голос, обращенный не ко мне. -- "Он готов". -- К чему именно готов, не успеваю подумать, но ощущаю, как вокруг меня все начинает двигаться, упорядочиваясь, и все мои разрозненные мысли и воспоминания обретают очертания, а сам я вместе с ними становлюсь частичкой Конструкции, имеющей удивительно законченные гармоничные формы. Приятно ощущать себя чьей-то составной частью, хотя чувствую при этом себя не совсем удобно, словно меня просвечивают насквозь, и все попытки казаться не тем, что я есть, просто смешны. Через призму, с помощью которой меня рассматривают, я выгляжу таким, каков на самом деле, без примесей самопредставления и оценок других людей, всеми своими мыслями и делами являясь частицей Замысла, причем не пассивной, а активной. Все говорит о том, что я не только могу, но и должен действовать. Ничего не слыша, весь без остатка превращаюсь в одно большое чувство, улавливая все колебания, которые без труда расшифровываю.

Нет никакого принуждения, ведь я составная часть этой Силы, и подчиняясь закону ее существования, должен действовать, как рука или нога -- послушно и без промедления. И в то же время, находясь в составе гармоничной конструкции, ощущаю некоторую неловкость своего положения, словно что-то не так. И это что-то я сам. Стараюсь понять причину дискомфорта. "Не так" присутствует в моем существе, дисгармонируя со всей Конструкцией. Чувствую, что меня ждут и предпринимаю некоторые усилия, чтобы понять свое несоответствие Замыслу. Никто меня не принуждает, но, сколько ни стараюсь, так и не могу найти положения, в котором бы ощущал себя естественно и удобно, -- что отвечало бы требованиям совершенства Конструкции и принципам ее гармонии. Так бывает, когда долго ворочаешься в новой постели, пытаясь заснуть, и привыкая к ней, она привыкает к тебе.

Я долго мучительно пытаюсь привести себя в соответствие Целому, но никак не могу добиться гармонии. Чувствую, что за мной внимательно наблюдают, не торопя и не пытаясь помочь. Я делаю отчаянные попытки, но безуспешно. Во мне присутствует какой-то порок, мешающий вписаться в Гармонию. Вероятно, со стороны это видно, но как никто другой это ощущаю я сам. Однако сколько ни стараюсь соответствовать предъявляемым требованиям, ничего не получается, словно кто-то хочет, чтобы я самостоятельно прочувствовал и осознал все свои недостатки.

Я плачу -- столь велико желание раствориться в Свете, но мешают темные пятна в душе. Конструкция совершенна, чего нельзя сказать обо мне. Потому-то и не могу с нею слиться. Начинаю понимать, что это своего рода тест на степень моего совершенства, и я не прошел его, хотя это лишь часть испытания, которое мне предстоит пройти. Да, я чувствую, что не соответствую требованиям Гармонии, и горю желанием осознать причины своего несовершенства, понять, в чем именно заключается мой порок.

И тогда обращаюсь к собственной конструкции. Ее составляют обретшие зримую форму воспоминания, мысли, чувства, поступки, оценки других и себя. Моя конструкция сама по себе дисгармонична, а потому не соответствует требованиям Совершенства; и главная причина -- в несоответствии между мной и моим духом, моими мыслями и поступками, словами и делами, оценками себя и других, воспоминаниями и ожиданиями, мечтами и желаниями. Это сплошная какофония звуков, соединение несочетаемого. Я хотел одного, а делал противоположное, думал одно, а говорил другое, желал и тут же предавал свое желание, клялся и сразу же отрекался, предъявляя к другим повышенные требованиям, а к себе заниженные. Все это звучит одним большим омерзительным диссонансом. Все во мне борется друг с другом, и сам я воплощение конфликта с собой, окружающим миром и людьми. Между тем, в Свете существует только то, что гармонично. И если во мне нет чистоты и прозрачности, то я не могу стать частичкой Света. Страстно желаю раствориться в его лучах, чтобы унестись вместе с ним в бесконечное переживание радости и блаженства, но до тех пор, пока во мне остается что-то темное, я не в состоянии раствориться в этой сверкающей чистоте; и Свет, просвечивая меня насквозь, уходит мимо.

Нужно во что бы то ни стало добиться прозрачности. Но пока я полон противоречий, пока продолжаю конфликтовать с собой и с другими, во мне не может быть гармонии, а значит, я никогда не достигну вечного блаженства. Нужно привести в соответствие с принципами Совершенства свои мысли и чувства, оценки себя и других, мечты и желания, слова и дела.

Меня терпеливо ждут. Я должен сам прочувствовать, понять, сделать вывод, дать оценку и принять решение. Нет ни контролеров, ни судей. Судьей я должен быть себе сам. И потому лгать невозможно, как невозможно просить о снисхождении. Истина заключена в Гармонии, и никакой другой правды нет и быть не может.

Это самый настоящий Страшный Суд, хотя скорее мучительный, нежели страшный, хотя вовсе и не суд. Я должен сам оценить себя в отсутствии прокурора и защитника. Последний вообще не нужен, поскольку я не хочу себя защищать -- ведь мне нужна правда. Да и цель этого судилища не в том, чтобы покарать по заслугам. Напротив, только осудив себя, я в результате должен понять, почему во мне нет гармонии, почему я полон противоречий, которые не позволяют слиться с Общей Гармонией и раствориться в Свете. Всякая попытка казаться лучше, чем я есть на самом деле, может только помешать. Я хочу блага себе, а потому должен без всякой предвзятости разглядеть все без остатка, осознать порок, создающий во мне противоречия, выявить его и попытаться исправить. Другого способа преодолеть в себе дисгармонию не существует. И поскольку очень хочу стать частичкой Света, обрести ни с чем не сравнимое блаженство, то без промедления принимаюсь за дело.

Прежде всего чувствую, что порок этот не есть какое-то не зависящее от меня качество, это результат всей моей жизни, и избавиться от него можно, лишь изменив свою жизнь. В то же время это не врожденный порок, а то, что было привнесено в меня окружающими людьми и воспринято как определенные "правила игры". И теперь все это во мне. Но я уже не тот мальчик, каким помнил себя с детских лет. Воспринятое извне стало частью меня самого.

Чувствую, как темное пятно в душе с трудом поддается растворению. Оно, словно вирус, развивалось и увеличивалось благодаря моему же собственному бездействию, используя мои жизненные силы. Это чужеродное тело жило, питаясь слабостями воли и неразвитостью ума. Всякий раз, когда я уступал, поступая против своего чувства или убеждений, когда играл по правилам чужой и ненужной мне игры, чужеродное тело, как раковые клетки, росло и поглощало меня все больше и больше. Я чувствовал, что поступаю неправильно, но предавал себя, попадая во власть чужого во мне. Правда были моменты, когда все мои усилия оканчивались крахом, и я на некоторое время оказывался свободен от влияния чужеродного начала, но в который раз упустив даруемый шанс свернуть с ложной дороги, я вновь поддавался постороннему влиянию, проявляя слабость в выборе своего пути. И хотя у меня в большей степени не получалось, чем получалось, по инерции, или в результате собственной слабости, я брел словно во сне, абсолютно не радуясь успехам. Меня поздравляли, однако приятно было только моему чужому. Это он выигрывал, он побеждал, это был его успех. Мне же это не приносило никакого удовлетворения. Хотелось сбежать, но от себя убежать невозможно. Находясь в плену собственного чужого и поддаваясь примеру и убеждению других людей, я все меньше и меньше мгновений был самим собой. Тот мальчик умирал, зато рос и процветал другой. Но и тот другой -- и умирающий мальчик, и преуспевающий бизнесмен -- все это я; и как невозможно разъединить составляющие целого, так невозможно избавиться от их противоборства, причиняющего мне невероятные страдания.

Трудно прекратить эту непрекращающуюся схватку за лидерство, как невозможно расчленить себя, пытаясь отделить чужого в себе от того, что сочетается со светом и может раствориться в нем. Как всякое чужеродное тело вызывает реакцию отторжения, так и существо мое корчится в самоистязающих попытках освободиться от того, что является частью меня самого. Мне не просто больно, но тошно, и кажется, что сейчас вырвет. Извиваюсь, приноравливаясь различными сторонами своего Я, но так и не нахожу себе места в гармоничной конструкции Совершенства. Разделить себя невозможно, и чужой здесь -- я сам. Не могу не понимать, что войти в гармонию с Единым и раствориться в Свете нельзя, не освободившись от всего темного, но разделить себя на части не в состоянии. И как ни мучит душевная рвота, я не в силах освободиться от чужого во мне, то есть от самого себя.

Эту муку невозможно чему-либо уподобить, настолько неразрывно сочетается в ней потребность в блаженстве и боли, где страдание является средством обретения радости. Только через страдание я могу понять, как нелегко выбросить из себя чуждое, что вредит мне, мешая стать частью Творения. И как не могу избавиться от самим же выбранных мук, так не могу отказаться от желания слиться с Гармонией и раствориться в Свете. Вдруг в который раз вновь возникает успокоительная мысль, словно кто-то шепчет мне -- "Ты просто устал. Признайся себе в этом, и тебе сразу станет легче. Это избавит от страдания. Ты грешен, как все люди, а потому тебе многое можно простить. Признайся и смирись с тем, что ты слаб, что грешил и будешь грешить, и это освободит тебя от мучительных страданий. Ведь у тебя уже почти нет сил, ты устал от этого самоистязания и выдохся. Успокойся, признайся, что ты слаб, и смирись".

Да, я действительно устал; и эта мысль кажется если не спасительной, то хотя бы дает временную передышку, принося некоторое успокоение. Знаю, это не освободит от страдания, потому что я сам выбрал его, сам пошел на это очищение, стремясь избавиться от всего темного в себе. Но устал, а изматывающая тошнота привела в состояние полного изнеможения. Понимаю, что признание в собственной слабости лишь успокоит, но не избавит от мук, однако как приятно вновь вернуться к привычному самообману. И если бы не Свет, в котором все видно, я бы, наверно, не справился с соблазном. Это все равно что признать собственную неспособность слиться с Единым и отказаться от предоставленной возможности избавиться от порока в себе, а значит, навсегда расстаться с желанием унестись вместе с потоками Света в бесконечную глубину освобождающей радости. Но если я слаб, значит, недостоин, и мне нет места в Гармонии.

Если я все же хочу стать частицей Творения, то не должен избегать страданий, не должен уходить от предложенной мучительной работы по избавлению от всего чуждого в себе. Эта успокоительная мысль о собственной слабости есть в какой-то мере отречение от себя и от надежды на радость. Но если выберу успокоительную ложь, которая не нужна никому, в том числе и мне -- я обречен! Да, хотя и трудно, однако легче перенести мучительную рвоту, чем постоянно испытывать изматывающую тошноту от сознания собственной лживости. И как ни тяжел путь к Истине, но это, безусловно, легче, чем вечные блуждания и прятки с самим собой. Зачем лгать себе? Потому что я слаб? Потому что самообман, пусть даже на время, утешает? Без него не прожить? Да!

Нет, я не слаб. Самообман это искушение, это бегство от Истины и от самого себя. Но зачем я это делаю, если все понимаю? А может быть, почему? Опять же, потому что слаб? Но в чем суть этой слабости? Слабость найти в себе силы и выбрать себя, перенести самим же выбранные страдания, обрести то, что искал? Действительно, проще проявлять слабость, а потом искать себе оправдание, ведь это есть попытка найти оправдание самообману. Тогда к чему вся эта ложь? И есть ли это попытка защитить себя? Наверно. Но от чего? Ведь если перед тобой Истина, то не легче ли признать ее? Не понимаю, зачем вся эта ложь. В ней нет смысла, но ей должно быть объяснение.

Бессмысленно искать оправдание тому, что уже состоялось. Все можно объяснить, хотя по сути это ничего не меняет. Можно сколько угодно говорить о собственной слабости, искать оправдание своим неблаговидным поступкам, но искупить их невозможно ничем. Что мое, то мое. Можно оправдывать их, в том числе и слабостью, но от этого они не исчезают. Никакое милосердие не избавит меня от своих темных делишек, и никакая любовь не искупит однажды содеянного зла. Но и смириться -- значит отказаться от надежды. Справедливость выше милосердия, потому что помогает не слабости, а силе в человеке. Не должно быть милосердия без справедливости. Никто тебя не простит, если ты сам себя не простишь. А простить себя гораздо труднее, чем простить кого-либо. Прощение не должно потворствовать слабости, но быть проявлением любви и справедливости, а потом уже милосердия. Важнее чужого прощения собственное прозрение и неповторение сделанных однажды ошибок. Безусловно, можно простить незнание, но нельзя простить самообман. И не нужно прощать, иначе эта слабость станет прибежищем следующей лжи. Признание собственных грехов и память о сделанных ошибках лишь помогут не повторять их. Простить способен только Бог. И он простит, но не избавит нас от нас самих.

Прожив тридцать три года, чего я добился? Жена ушла от меня, и никакая любовь и забота не смогли удержать ее. Она выбрала другую жизнь, отказавшись от моей любви. А я так старался жить для нее, мечтая воплотить в ней мои надежды и чаяния. Но все напрасно. Она только сожалеет о прожитых со мною годах.

Моя дочь не знает меня, а мои стремления отдать ей все самое лучшее не достигают ее. Тот смысл жизни, который я видел в ребенке, также не оправдался. Дочь не знает и, наверно, никогда не узнает правды о своем отце. И сколько я ни старался передать ей свою нежность, видимо, все прошло бесследно. Мой ребенок навсегда лишен моей любви.

Мать так и осталась чужой для меня женщиной. Она не испытывает любви ко мне. Попытки любить ее были обречены на провал ею самой. Не знаю почему, но я никогда не чувствовал ее себе родной и даже близкой. Мать боялась меня, я избегал ее. Что же она сможет сказать на моих похоронах? Вряд ли я был хорошим сыном. И сколько не пытаюсь, не могу вспомнить материнской ласки. Даже с матерью не было любви!

Сестра полная мне противоположность. И совсем не странно, что она обрадовалась моей смерти. Чего же большего!

Друзей у меня нет. Этим все сказано! Приятели не понимают и не принимают меня, стараясь отгородиться от чуждых им мыслей. И сколько я ни пытался говорить с ними о сокровенном, всегда натыкался на стену непонимания и отчуждения. Ни капли искреннего сожаления не испытает ни один из них по поводу моей гибели. Что же это за друзья! Никто не будет спасать меня ценой собственной жизни. Да что жизни, поступиться даже частичкой собственной выгоды ради меня не захочет ни один из них. Приятели приходили и уходили, а друга так никогда и не было. Даже к тому, кто мне был наиболее близок, я так и не смог найти ключик. Володя всячески избегает разговоров о проблемах, которые должны быть для нас общими.

И какая польза от моих трудов, если никто, абсолютно никто искренне не пожалеет о моей смерти, ни у кого не появится чувства невосполнимой утраты и ощущения пустоты от моего исчезновения? Кому нужно все сделанное мною, если некому вспомнить меня добрым словом? Вот итог тридцати трех прожитых лет. Так стоит ли жить дальше, если за все эти годы так и не возникло искренней привязанности и дружбы, любви и благодарности? Не было ничего настоящего; только чужой во мне вырос, поглотив все первородное.

Никто так и не захотел понять и полюбить меня. И все, что они сейчас обо мне думают, вызывает лишь чувство обиды и горечи. Я пытался, пытался, но, оказывается, так и не сумел найти понимания, сочувствия и любви. Мои чувства оказались непринятыми, поступки изолганными, мысли извращенными. Все искреннее, шедшее от сердца, было или не принято, или не понято, или же обращено против меня. Я так и остался для них чужой, чужой для себя и чужой для других. Не только меня, но даже чужого во мне они не захотели принять. Разве это не приговор?! Достойна ли моя жизнь положительной оценки? Скорее, неудовлетворительной. И какой может быть прок от ее продолжения? Нет, лучше не жить вообще, чем продолжать жить как прежде! Жизнь не получилась. Я сам так и не понял, зачем существовал, меня не поняли близкие, и все, что хотел сделать, оказалось либо несделанным, либо невостребованным. Что жил, что не жил -- никому от этого ни холодно, ни жарко. Вот и все. Таков приговор. И даже то немногое, что осталось после меня, вряд ли достойно внимания. А общий итог отрицательный. Так решил я сам. И обжалованию этот приговор не подлежит. Так я полагаю.

Печально, и хочется плакать. Все кажется безнадежным. Какой смысл сносить муки, если никто не пожалеет меня. Какой смысл жить такой жизнью, и вообще, какой смысл могла иметь моя жизнь?

-- Еще не все потеряно, -- вдруг слышу вблизи себя потаенный голос.

В нем столько незнакомой любви, что думаю, ошибся и голос только показался мне знакомым. Но нет, пусть давно, но я его несомненно слышал, и он был мне когда-то очень дорог.

-- Не суди себя строго, -- вновь звучит в тишине.

-- Кто ты? -- спрашиваю с дрожью в голосе, пытаясь разглядеть в темноте того, кто дарит надежду на понимание и сочувствие.

-- Ты не узнал меня?

Конечно же, это голос отца! Как я мог не узнать его?! Хотя прошло целых шесть лет...

-- Ты ведь помнишь тот последний год моей жизни, в особенности последние дни. Хотя между нами никогда не было близости, мы все же смогли преодолеть отчуждение и буквально в последние часы полюбить друг друга. Я, конечно, сам виноват, что мы так долго не испытывали взаимной симпатии, но согласись, мне так же трудно было переступить через воспоминания о наказаниях, которым я по глупости подвергал тебя. Ведь я очень хотел любить тебя, но не всегда получалось. Ты ведь не можешь не помнить, как я переживал по поводу твоих неудач и как радовался, когда мне удавалось покупать тебе книги. Однако произнести слов любви я так и не смог. Я чувствовал, что ты испытываешь любовь ко мне, и очень благодарен тебе за эти молчаливые признания. Ты даже не представляешь, как они были нужны мне в последние дни. Тогда я, так же как и ты сейчас, мучился сознанием бесполезности прожитой жизни, подводил такой же неутешительный итог. Ты знаешь -- ни моя жена, ни дочь, ни работа не могли дать мне того, что давал ты своим молчаливым участием. Это было единственное светлое пятно в моей жизни -- твое непроизнесенное признание в любви. Уже после смерти я видел и твою заботу, и безразличие окружающих. Действительно, после того как я умер, наша связь стала отчетливее, а общение доверительнее. И не вини других в том, что они не поняли, не приняли и не полюбили тебя. Во всей своей несостоявшейся любви я виню только себя! Не будь слишком

[ 1 2 3 4 5 6 7 ... 96 ]

[ на главную | скачать полный текст | послать свой текст ]