-- Почему же тогда
основная масса детей не стала ходить
на его уроки и попросила другого
преподавателя? Ведь у нас школа, и мы
берём таких учителей, чтобы к ним
ходили на уроки. Я вынужден сказать,
хотя это само по себе аморально, но
Дмитрий Валентинович заставил меня:
он требует справедливости, но когда
дети не ходят на урок, то разве честно
требовать зарплату, если не работаешь.
Конечно, тут ещё есть много причин,
надо разбираться...
-- Но он же не виноват!
-- А кто виноват? --
спросил директор.
-- Он хороший педагог!
-- Это кто решил, что он
хороший педагог?
-- Я, -- сказал
семиклассник Гоша.
-- А я тебе отвечу
словами Дмитрия Валентиновича: дети
не могут оценивать педагога, они не
специалисты. Надеюсь, мы найдём
более профессионального учителя. А
для того чтобы провести референдум,
необходимо чтобы за это высказались
больше учащихся, чем здесь
присутствует. И если мы поговорим с
вашим классом, то очень многие
изменят свою позицию. Учителям
стыдно за поведение своего коллеги,
оно антипедагогично и непорядочно.
Родители тоже просят уволить Дмитрия
Валентиновича и избавить детей от
всяких референдумов.
-- Но ведь триста
шестьдесят восемь детей подписали
требование о проведении референдума!
-- В школе тысяча
четыреста детей, и треть весьма
незначительная часть. Но поскольку
Дмитрий Валентинович требует
соблюдения законности, то давайте
действовать строго по закону. В уставе
школы не заложено референдума, тем
более для несовершеннолетних детей.
Поэтому требовать референдума вы не
можете. -- Видя, что некоторые дети
плачут, директор смягчил тон.-- Вы
думаете, мы увольняем Дмитрия
Валентиновича с удовольствием? Но
сегодня на уроке я услышал столько
нелестных выражений в его адрес, что
мне стало неудобно. Если потребуется,
мы соберём здесь тысячу человек. Но
это антипедагогично. И если учитель
переступил моральный кодекс,
позволил себе втягивать малолетних
детей во взрослые разборки, то это не
только не делает ему чести, но и
однозначно не позволяет работать с
детьми. Более того, если по закону я
обращусь в суд и поставлю вопрос о
профессиональном несоответствии
Дмитрия Валентиновича, то он будет
уволен не по собственному желанию, а
по статье. Это всё. Все свободны.
Разочарованные, дети
покинули кабинет директора.
-- Бог директора
накажет. Он несправедливо поступил.
Он только о себе думает и больше ни о
ком.
-- Его надо к суду.
-- Как помидор
покраснел и глаза выпучил, потому что
врал, а врал, потому что нас испугался,
бунта нашего.
Дмитрий улыбнулся.
-- Если бы директор
был на вашем месте, Дмитрий
Валентинович, к нему бы никто не ходил.
Потому что он всегда занимается
только своими делами и с ним
неинтересно говорить.
-- А я думаю, что если
бы он вас не уволил, учителя бы на него
обозлились. Это учителя не хотят с вами
работать.
-- Просто его интересы
и ваши не совпадают. Вы защищаете
права человека, а он делает наоборот.
Вы ему мешаете. Когда он вас уволит, то
будет делать всё, что захочет. У вас все
приходят, когда хотят, а он хочет всё, что
вы проводите, сделать платным. Даже
не дал вам слово сказать, потому что
боялся, что вы всю правду скажете.
-- Когда люди поймут,
что он не прав, то ему будет плохо, и он
этого боится.
Появилась секретарь
и пригласила Дмитрия пройти в кабинет
руководителя школы.
-- Представьте мне
объяснительную записку, какие фильмы
вы просматривали с детьми, -- грубо
потребовал директор. -- Кроме того,
ваше неадекватное поведение
позволяет мне сильно усомнится в
вашем здоровье. Поэтому мы вызовем
экспертов и установим, здоровы ли вы.
И ничья смерть, даже моя, не удержит
вас в школе. Единственное, когда я могу
попросить вас остаться, если вы
пройдёте серьёзное лечение. Но если
вы действительно человек не больной,
то на вас, извините, клейма ставить
негде. И поскольку вы находитесь в
оппозиции к администрации, учителя
выражают свой протест против вашего
поведения и собирают подписи против
вашего присутствия в школе.
Директор безуспешно
пытался справиться с дрожью рук.
-- Я мягкий и добрый
человек, но с вами нужно разговаривать
жёстко. Возможно, нам придётся
расставаться с вами по статье за
развратные действия в отношении
молодежи. Опросим коллектив, соберём
свидетелей и установим все факты. У
меня достаточно власти. Но я к этому не
приложу руку до тех пор, пока не увижу,
что вы вылечились. Мы вам доверяли, а
вы оказались непорядочным. --
Директор говорил, пряча глаза. -- Бог
есть. За всё в жизни приходится
отвечать. Я человек глубоко верующий,
и за всё, что в своей жизни накрутил,
быть может, заслужил благодарность
или кару. Но и вы ответите за то, что
делаете с учителями и детьми; это не
простится вам никогда. Говорили
неоднократно, что за бога, а недавно
утверждали, что неверующий. Вы сатана,
Дмитрий Валентинович, а с сатаной
нужно разбираться по-божески: жёстко
и непреклонно.
-- Андрей Алексеевич,
к вам инспектор РОНО, -- приоткрыв
дверь, сказала секретарь.
В кабинет
решительным шагом вошла пожилая
женщина.
Инспектор с
хозяйским видом села и начальственно
взглянула на присутствующих.
-- До меня дошли
странные слухи о происходящем в
вашей школе, -- строгим голосом
сказала она. -- Объясните Андрей
Алексеевич, что у вас за конфликт с
учителем правоведения?
Вид у директора был
растерянный. Пытаясь справится с
собой, он неуверенно начал говорить.
-- Дмитрий
Валентинович производит очень
обманчивое впечатление. Поведение у
него трудновоспринимаемое, неэтичное.
Я часто говорил о его неадекватном
поведении, причём не только я, но и
многие отмечают странность его
поступков.
-- А в чём определённо
это выражалось?
-- Например, Дмитрий
Валентинович проводит диспуты на
странные темы: "По закону или по
совести?", "Можно ли жить не
веря?", "Что такое
любовь?", "Почему люди
лгут?". Дмитрий Валентинович
вообще имеет привычку общаться с
детьми, с педагогами и родителями. Я
предлагал ему обратиться к
психотерапевту, но Дмитрий
Валентинович ответил, что у него со
здоровьем и психикой всё нормально.
Хотя я в этом очень сомневаюсь. Пусть
теперь специалисты сделают свои
заключения. Речь может даже идти об
уголовных нарушениях. И хотя пока это
не подтверждено, но если будет
необходимо, подтвердим. Мы
неоднократно предлагали Дмитрию
Валентиновичу написать заявление об
уходе по собственному желанию, и я
готов был даже в нарушение закона
признать его руководителем службы,
хотя фактически он не руководитель
службы и службы как таковой у нас нет.
Вначале он согласился, но предложил
всё сделать строго по закону. Я
воспринял это как провокацию. Поэтому
мне ничего не оставалось, как уволить
его на основании решения
педагогического коллектива. Теперь
Дмитрий Валентинович заявляет, что
хочет, и будет работать. Но учащиеся
уходят с его уроков. Какой смысл
насиловать детей, если у нас есть
нормальный преподаватель?
-- Он что, применял
насилие? -- спросила инспектор.
-- Да, звонил в
одиннадцать вечера родителям
учащихся, предупреждал о выставлении
двоек в случае неявки их детей на зачёт.
Зачёт проводил до позднего вечера, и
даже стал на каникулах приглашать
детей учиться. Заявляет, что
дополнительно работает с теми, кто
хочет у него изучать правоведение. Сам
сидит в кабинете, а детям даёт
литературу, чтобы они могли
подготовится в коридоре. Столовая уже
не работает, и он угощает их чаем...
-- С точки зрения
закона, это недостаточные основания,
чтобы отстранять учителя от
преподавания, -- заявила инспектор.
-- Что же делать, когда
ко мне приходит класс в полном составе
и приносит заявление, где указывает на
низкий уровень работы Дмитрия
Валентиновича, трудовые нарушения и
просит снять с него учебную нагрузку.
Поскольку учащиеся сумбурно
высказывали своё недовольство, то я
помог им сформулировать свои
требования. Когда же я предупредил
Дмитрия Валентиновича о жалобах
учащихся, он, тем не менее, пришёл в
назначенный день на урок, который уже
должна была вести другой
преподаватель. Я предложил Дмитрию
Валентиновичу вести себя по-мужски и
уступить женщине, но он ответил, что
будет проводить урок, поскольку это его
право и обязанность. Тогда я принёс
приказ об отстранении Дмитрия
Валентиновича от уроков, но он заявил,
что приказ незаконен и отказался
подчиниться.
-- Как директор вы
должны знать, что закон запрещает
лишать учителя права преподавания без
основательной проверки сделанных им
нарушений, -- жёстко заявила инспектор.
-- Должен признаться,
-- голос директора дрожал, -- что никаких
проверок заявлений учащихся я не
проводил, к тому же Дмитрий
Валентинович не специалист, хотя и
имеет университетское образование, но
уровень диплома не подтверждается.
-- А я слышала, что
старшеклассники просили его провести
занятия по правоведению. И верно ли,
что по вашей просьбе Дмитрий
Валентинович подал в суд?
-- Да, я предложил ему
обратиться в суд, поскольку он
предлагал невыполнимые требования:
извиниться перед ним за мои
незаконные и аморальные действия в
присутствии класса и отменить приказ
об отстранении от уроков.
-- А что скажет
Дмитрий Валентинович? -- спросила
инспектор.
-- Представьте, я
рассказываю детям о торжестве закона
и справедливости, тут врывается
директор, хватает меня за руку и
требует покинуть класс, хотя урок
проводился мною на законном
основании. Дошло до того, что дети
составляют директору подмётные
письма с требованием: "Если вы
уволите социолога, школа будет
бастовать!". Я повторяю своё
предложение решить конфликт мирно:
директор отменяет свой приказ об
отстранении меня от преподавания и
извиняется передо мной в присутствии
класса за свои аморальные и
незаконные действия.
-- Если это
действительно так, -- с облегчением
сказала инспектор, -- то составьте
соглашение, чтобы не доводить дело до
суда.
Ещё колеблясь,
директор сказал:
-- Пойти на то, чтобы
торжествовал закон, я готов. Если так
надо, то могу извиниться. За кресло
директора я не держусь. Но меня
педагоги просят не уходить.
-- Надеюсь, вы всё
решите мирным порядком, -- сказала
инспектор и покинула кабинет.
Когда они остались
одни, директор миролюбиво сказал:
-- На самом деле, я
считаю, что всё, что вы делаете, очень
хорошо, поскольку теперь у детей не
скоро возникнет желание писать
анонимки на учителей. По правде
говоря, мне с вами работалось неплохо,
пока вы не стали преподавать и дети не
начали ходить с жалобами. Я всегда
говорил, что у вас хорошие замыслы, но
реализация недостаточна. Никто не
отрицает ваших талантов, только вам не
хватает навыков.
-- Так ведь я преподаю
всего четыре месяца! -- сказал
Дмитрий. -- Когда мы знакомились, я
выразил желание научить детей тому, во
что сам верю, хотел доказать на
собственном примере, что
справедливость существует. Поэтому
теперь, когда справедливость
восторжествовала, я хотел бы уйти по
собственному желанию.
-- Зачем же теперь? --
изумился директор.
-- После всего
произошедшего я сделал вывод, что
вряд ли стану хорошим школьным
учителем. Я по натуре исследователь,
мне хочется идти дальше, познавать
новое, а в школе, к сожалению,
господствует заучивание и повторение.
Для меня здесь нет более условий
дальнейшего саморазвития. Всё что
мог, я сделал, и потому ухожу.
-- Я лично никогда не
имел желания устранить вас. Но раз мы
уж вернули ситуации назад, то, может
быть, вы попробуете?..
Дмитрий лишь
улыбнулся.
-- Ваше поведение
кажется мне странным, -- недоумевал
директор. -- Я объяснял это тем, что в
сложной психологической атмосфере вы
просто заболели. Все ваши разговоры о
миссии вызывают у меня лёгкое
недоверие, а у окружающих просто
раздражение. Неужели вы этого не
наблюдаете?
-- Наблюдаю, и
искренне вам за это признателен.
-- Мне это непонятно,--
пожал плечами директор. -- И хотя я
читал Библию и много оккультной
литературы, однако не считаю вас ни
посланцем, ни пророком, ни тем более
самим богом. А если я ошибаюсь... Ну
что ж...
-- Всё, что я делал в
школе, я делал не только для детей, но и
для вас. Надеюсь, когда-нибудь вы это
поймёте.
-- Для детей, я
согласен, произошедшее хороший урок,
чтобы они понимали верховенство и
торжество закона. Если бы я хотел, то
давно бы мог от вас избавиться. Меня
несколько раз толкали на то, чтобы я
обратился в соответствующие
медицинские инстанции и как
руководитель попросил произвести
психиатрическую экспертизу. Но я на
это не пошёл и не пойду, потому что так
низко ещё не пал. Я знаю, что чист и не
виноват, а потому веду себя спокойно.
"А руки
трясутся", -- подумал Дмитрий, и
сказал:
-- Я знал, что всё так
произойдёт. Всё предопределено, и
подчиняется не нами установленным
законам. Вы или наивный человек или
не понимаете, что происходит. Думаете,
всё решаете вы? Нет, вы только
исполняете, что от вас требуют.
-- Не знаю, может
быть, это моя карма. Но я не фаталист,
и не полагаю, что мы исполняем те роли,
которые нам кто-то установил.
Директор вызвал
секретаря и попросил пригласить своих
заместителей. Когда те вошли,
директор, пряча глаза, сказал:
-- Мы решили уладить
дело мирно, без участия суда, поскольку
происходящее серьёзная моральная
травма для детей. Хотя, возможно, у
кого-то из моих заместителей иная
точка зрения.
-- Я подчинённый, и
моя задача выполнять, -- недовольно
пробурчала завуч. -- Но как вы
объясните классу возвращение
Дмитрия Валентиновича после всего что
было?
-- По мировому
соглашению, которое мы заключили,
чтобы не усугублять конфликт, я своим
приказом восстанавливаю Дмитрия
Валентиновича в его правах
преподавателя, возвращаю ему уроки,
которых он незаконно был лишен, и
извиняюсь перед ним за свои
незаконные и аморальные действия. Да
я пошёл на поводу эмоций, пожалел
детей, не проверил заявление и не
провёл расследование, чем нарушил
закон. И хотя формально закон
торжествует, однако не знаю, как
поведут себя учащиеся. Я всегда в
своих решениях исходил из интересов
детей, и, наверное, произошедшее
послужит для них хорошим уроком. Но я
никогда не поверю, что Крестовский это
воплотившийся бог, пришедший в школу.
"Не может быть!
Нет, это невозможно!"
-- Что ж, перейдём от
слов к делу, -- сказал Дмитрий. -- По
расписанию у меня сейчас как раз
должен быть урок.
Когда они зашли в
класс, директор сказал:
-- В своё время вы
написали мне заявление по поводу
метода преподавания Дмитрия
Валентиновича, а ему самому не
высказали своих претензий. Я в
нарушение закона издал приказ об
отстранении его от уроков, хотя должен
был провести расследование и устроить
проверку ваших заявлений. Поэтому
Дмитрий Валентинович обоснованно
подал в суд. Но мы решили мирно
уладить конфликт. Поэтому, чтобы
ситуация приняла законный характер,
мною издан приказ, по которому
Дмитрий Валентинович отныне снова
ваш преподаватель. Надеюсь, вы
сумеете наладить взаимоотношения, и
мне не придётся устраивать
административное расследование. Ну а
если взаимоотношения не сложатся,
действовать нужно в строгом
соответствии с законом. Поскольку в
вашем присутствии начались разборки
администрации и преподавателя, что
недопустимо, я извиняюсь перед вами, и
приношу свои извинения Дмитрию
Валентиновичу, за то, что мы не сумели
с ним договориться в вашем
присутствии и нанесли ему моральное
оскорбление.
-- Дорогие друзья, --
обратился Дмитрий к учащимся. -- Мы с
директором продемонстрировали вам,
как с помощью правовых знаний вы
сможете законным образом отстоять
свои права. Но если вы не желаете
учиться у того или иного преподавателя,
то внесите в устав школы дополнение о
праве учащихся выбирать себе учителя,
и я первый поставлю свою кандидатуру
на голосование.
Тут же вмешался
директор.
-- Ни в одном пункте
современного законодательства нет
права учеников выбирать себе учителя.
В устав мы это можем внести, но для
администрации это будет носить только
рекомендательный характер.
Пожалуйста, продолжайте урок.
Директор вышел из
класса.
Словно ничего не
произошло, Дмитрий стал вести урок.
-- Я ещё раз хочу
попросить у вас прощение за то, что
плохо учил вас добру, справедливости и
законности, не смог убедить, что десять
заповедей это закон, который
исполняется, как и закон всемирного
тяготения. "Не судите, да не
судимы будете". И потому я не буду
давать моральную оценку вашему
поступку, но надеюсь, произошедшее
станет вам уроком на всю жизнь.
Независимых самостоятельных людей
нигде не любят, зато любят
управляемых. Наверное, завуч права --
мне не место в школе. Я не смог стать
хорошим учителем для всех, и мне не
удалось убедить вас, что первейший и
самый главный закон -- это наша
совесть, а любовь -- искусство прощать.
И потому я ухожу от вас. Я не хочу учить
тех, кто не хочет у меня учиться, а
принудить понимать и заставить
мыслить невозможно. Я пришёл в
школу, чтобы научить вас любить и
поступать по совести. Но отказавшись
от меня, вы не поняли, что это и был
экзамен на совесть. Вся жизнь есть
выбор, и написав заявление, вы сделали
свой выбор. Оценивая другого, тем
самым оцениваешь себя, а всякий
выбор -- это выбор себя. Простите, я не
научил вас жить по правде. Если не
защищаешь правду, то вряд ли стоит
надеяться, что правда защитит тебя.
Всякий не делающий правды, не есть от
Бога, равно и не любящий брата своего.
Бог есть любовь, и пребывающий в
любви пребывает в Боге, и Бог в нём.
Кто не любит, тот не познал Бога,
потому что Бог есть любовь. Станем же
любить не словом или языком, но делом
и истиною. Не воздавайте злом за зло,
или ругательством за ругательство.
Побеждайте зло добром. Имейте добрую
совесть. Будьте не на стороне сильного,
а на стороне Истины. Любите
ненавидящих вас, благословляйте
проклинающих вас. И во всём, как
хотите, чтобы с вами поступали люди,
так поступайте и вы с ними.
Дмитрий обвёл
взглядом класс. Равнодушные лица
учеников словно говорили: не нужны
нам твои эпические проповеди.
-- Меня ждут новые
воплощения. Но я обязательно вернусь.
И тогда вам будет стыдно смотреть мне
в глаза.
Вдруг посреди тишины
раздался чей-то голос:
-- Простите нас.
Дмитрий улыбнулся.
-- Я вас люблю!
Спасибо за любовь! За краткие
мгновения блаженства. За ощущение
душою Совершенства. За счастье, мне
открывшееся вновь. И пусть в глазах
нормальных сумасшедшим кажусь я --
странный, непонятный и чужой. Но без
любви себе не вижу места. Ведь счастье
-- это быть самим собой! Я вас любил,
люблю, любить я буду наперекор расчёту
и молве. Глаза, уста и лица не забуду.
Вы навсегда останетесь во мне. И в
трудный час, когда придёт сомненье, я
вспомню, как любил вас в эти дни, и
сердце переборет искушенье.
Воспоминанием меня спасёте вы!
Окончив урок,
Дмитрий решил устроить прощальный
праздник. Он купил угощения и вернулся
в свой кабинет, где его уже ждали
любимые ученики и постоянные
посетители.
-- Прежде чем
расстаться с вами, я хотел бы задать
всем один вопрос: чему я вас учил?
